Алхимик - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

«Я не знаю, как ищут Бога в семинарии», — подумал он, глядя на восходящее светило. Сантьяго всегда старался отыскивать новый путь. И в этой церкви ему еще ни разу не случалось ночевать, хотя в здешних краях бывал он часто. Мир огромен и неисчерпаем: пусть овцы ведут его — обязательно выведут к чему-нибудь интересному. «Все дело в том, что сами-то они не понимают, что каждый день пролагают новые пути, что меняются пастбища и времена года, — они заняты только едой да питьем».

«Может быть, и мы такие же, — думал пастух. — Ведь я и сам ни разу не подумал о других женщинах с тех пор, как познакомился с дочкой суконщика». Он взглянул на небо, прикинул — выходило, что он еще до обеда будет в Тарифе. Там обменяет свою книгу на другую, потолще, наполнит фляжку вином, побреется и острижется. Надо подготовиться к встрече с дочкой суконщика. А о том, что какой-нибудь другой пастух опередит его и попросит ее руки, он старался не думать.

«Жизнь тем и интересна, что позволяет сны сделать явью», — думал Сантьяго, поглядывая на нeбo и прибавляя шагу. Он вспомнил, что в Тарифе живет старуха, которая умеет толковать сны. Пусть-ка расскажет, что значит сон, уже во второй раз приснившийся ему.

* * *

Старуха провела гостя в заднюю комнату, отделенную от столовой занавесом из разноцветных пластмассовых шнуров. В комнате стояли стол и два стула, а на стене висело изображение Сердца Христова.

Хозяйка села сама, усадила Сантьяго, потом взяла его за обе руки и вполголоса прочитала молитву.

Похоже, что молитва была цыганская. Пастуху часто встречались цыгане — они, хоть овец и не пасли, тоже бродили по свету. А люди говорили, что живут они обманом, что продали душу дьяволу, что воруют детей, и те потом становятся в их таборах невольниками. Сантьяго сам в детстве до смерти боялся, что его украдут цыгане, и теперь, когда старуха взяла его за руки, страх этот воскрес.

«Но ведь здесь — святое Сердце Иисусово», — подумал он, стараясь успокоиться и унять дрожь. Ему не хотелось, чтобы старуха заметила, что ему страшно. Он прочитал про себя «Отче наш».

— Как интересно, — сказала старуха, не сводя глаз с линий его руки, и вновь замолчала.

Юноша забеспокоился еще сильней. Руки затряслись еще больше, и он поспешно отдернул их.

— Я не за тем пришел, чтобы ты мне гадала по руке, — сказал он, жалея, что вообще переступил порог этого дома: не лучше ли будет заплатить, сколько скажут, да идти восвояси. Слишком большое значение придал он своему сну.

— Знаю. Ты пришел, чтобы я растолковала тебе твой сон, — ответила цыганка. — Сны — это язык, на котором говорит с нами Господь. Когда это один из языков мира, я могу перевести с него. Но если Господь обращается к тебе на языке твоей души, он будет внятен тебе одному. Однако деньги за совет я с тебя все равно возьму.

«Вот те на», — подумал юноша, но все же решил рискнуть. Пастух всегда рискует: то волки нападут на его стадо, то засуха случится. Риск и составляет очарование его жизни.

— Мне дважды снился один и тот же сон, — сказал он. — Снилось, будто я пасу своих овец на лугу, и тут появляется ребенок, хочет с ними поиграть. Я не люблю, когда люди подходят к моим овцам — они чужих боятся. Только детей они к себе подпускают без боязни — уж не знаю почему. Не понимаю, как это овцы определяют возраст.

— Рассказывай дальше, — перебила старуха. — У меня вон котелок на огне. Денег у тебя немного, а время мое стоит дорого.

— Ребенок играл да играл с овцами, — продолжал, немного смутясь, Сантьяго, — а потом вдруг подхватил меня на руки и перенес к египетским пирамидам. — Он помедлил, засомневавшись, знает ли цыганка, что это такое, но она молчала. — К египетским пирамидам, — повторил он медленно и раздельно, — и там сказал мне так: «Если снова попадешь сюда, отыщешь спрятанный клад». И только захотел он указать мне, где же это сокровище лежит, как я проснулся. И так — два раза.

Старуха долго молчала, потом снова взяла Сантьяго за обе руки и внимательно вгляделась в ладони.

— Сейчас я с тебя ничего не возьму, — молвила она наконец. — Но если найдешь сокровище, десятая часть — моя.

Юноша рассмеялся от радости — приснившиеся сокровища сохранят ему его жалкие гроши. Старуха, верно, и в самом деле цыганка: цыгане, говорят, сущие ослы.

— Растолкуй мне мой сон, — попросил он.

— Прежде поклянись. Поклянись, что отдашь мне десятую часть сокровищ, тогда расскажу.

Сантьяго поклялся. Но старуха потребовала, чтобы он повторил клятву, обратясь лицом к образу Святого Сердца Иисусова.

— Этот сон на Всеобщем Языке, — сказала она. — Я попытаюсь его растолковать, хоть это и очень трудно. Вот за труды я и прошу у тебя десятую часть клада. Слушай же: ты должен идти к египетским пирамидам. Я сама и не слыхала про такое, но раз ребенок показал тебе их, значит, они существуют на самом деле. Отправляйся туда: там ты найдешь клад и разбогатеешь.

Сантьяго сначала удивился, а потом его взяла досада. Ради такой чепухи и не стоило разыскивать старуху. Хорошо хоть, что она не взяла с него денег.

— Только время потерял, — сказал он.

— Я ведь предупредила: сон твой трудно разгадать. Чем необыкновенней вещь, тем она проще с виду, и только мудрецу под силу понять ее смысл. Моей мудрости тут не хватает — вот и пришлось выучиться другим искусствам — гадать, например, по руке.

— А как же я попаду в Египет?

— Это уж не моя печаль. Я умею только толковать сны, а не воплощать их в действительность. А иначе стала бы я жить тем, что дают мне дочки?!